Александр Кириллович Дианин-Хавард – внук первой волны эмиграции, представитель третьего поколения русских, живших за границей. Александр – автор системы Нравственного Лидерства. Он родился и учился в Париже, работал адвокатом в Страсбурге и Хельсинки. С 1994 года читает лекции и проводит семинары по нравственному лидерству в различных странах. С 2007 года живет в Москве. Александр – автор двух книг по лидерству: «Нравственное лидерство» (2008) и «Сотворённый для величия» (2012). Эти книги переведены на 15 языков.

В 2014 г. была издана его последняя книга «Мой русский путь». Это не столько автобиография, сколько книга о Вере, о России, о Франции.

Александр, расскажите нам, как Вы открыли свое призвание преподавателя нравственного лидерства, и вообще что такое нравственное лидерство?

А. Д-Х. : Расскажу свою историю.

В середине 1990-х годов мне предлагают прочесть курс лекций по европейскому праву на французском языке в Хельсинском университете. Многие студенты в нем заинтересованы. Половину лекций я посвящаю истории Евросоюза, чтобы помочь аудитории проникнуть в сердца и умы его отцов-основателей: Робера Шумана, Жана Монне, Конрада Аденауэра, Альчиде де Гаспери. (Отцы–основатели имеют мало общего с тем, что представляет собой Евросоюз сегодня). Мои студенты открываются, высказываются, увлекаются. Многие из них подходят ко мне после занятий, чтобы поблагодарить за то, что я преподаю им вещи, о которых никто в университете не говорит.

Я хочу заниматься не обучением, а образованием. Меня интересует не передача информации, а формирование личности. Хочу, чтобы мои студенты расширяли свои сердца. Главное в профессиональной компетентности – не теоретические или практические познания, а характер, т. е. нравственные привычки, глубоко укорененные в сердце, уме и воле. Современный университет все больше делает акцент на информации и все меньше – на воспитании характера. Он производит все больше менеджеров и все меньше лидеров. Он производит знание, но не производит мудрости. Производит технику, но не мужество. Он все больше обращает внимание на вещи и все меньше – на человека. Кризис современного мира – не кризис информации, а кризис образования.

Я увлекаюсь лидерством: не «техническим» лидерством, основанным на стилях и методах, а «естественным» лидерством, в основе которого лежит характер. Лидерство, которое меня интересует, – это фундаментальное, извечное лидерство, такое, каким его понимали в античности. Я погружаюсь в антропологию – аристотелевскую, конфуцианскую, иудео-христианскую. Анализирую жизнь и действия великих людей в политике, бизнесе, науке, религии, литературе, искусстве и спорте. Я разрабатываю систему лидерства, в которой великодушие и смирение, величие и служение – специфические добродетели лидера, в то время как мужество, благоразумие, самообладание и справедливость – их основание. Я понимаю лидерство как искусство взращивать людей, способствовать их росту и достижению величия. Я пытаюсь наладить контакт с мужчинами и женщинами, которые соответствуют этой модели. Я встречаюсь с Александром Солженицыным в его подмосковном доме, с Франсуа Мишленом в штаб-квартире его компании в Клермон-Ферране. В сфере науки образцом для меня является Жером Лежен, которого я хорошо знаю.

Я начинаю преподавать свою систему лидерства в Финляндии, в странах Балтии, в Польше, в России, в Соединенных Штатах, в Кении. Преподаю бизнесменам, студентам университетов и вузов, директорам школ, политикам и государственным служащим. Преподаю на английском и русском, иногда – на французском и испанском.

Моя первая книга опубликована в 2007 году под названием «Нравственное лидерство». К 2012 году она была переведена на 14 языков. Больше всего радости мне принесло китайское издание, выпущенное Китайской Академией социальных наук: моя система лидерства не европейская, а всемирная. Разумеется, она вдохновлена христианством, но христианство – самая естественная и универсальная из всех религий, потому что это единственная религия, которая истинна в своей полноте. Христианская антропология понятна всем народам, она усваивает всю подлинную информацию о человеке, обнаруженную с незапамятных времен, собирает, дополняет и упорядочивает ее.

У меня одна цель: распространять по всему миру понимание лидерства, соответствующее самым высоким требованиям человеческой природы и самым благородным стремлениям человеческого сердца. У меня одно желание: разжечь в сердцах огонь величия и служения, и превратить его в мощную привычку ума и воли.

В Вашей книге Вы говорите о «Русской Идее». Что это такое?

А. Д-Х. : Русские стремятся познать предвечный Божий замысел о своем народе. Они стараются постичь свою собственную соборную сущность. Они убеждены, что у них важная миссия, которую надо осуществлять в Европе и в мире. Их больше всего интересует философия истории.

Например, Петр Чаадаев говорит нам: «Есть великие народы, – как и великие исторические личности, – которые нельзя объяснить нормальными законами нашего разума, но которые таинственно определяет верховная логика Провидения: таков именно наш народ… У меня есть глубокое убеждение, что мы призваны решить бóльшую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество». «Придет день, когда мы станем умственным средоточием Европы».

У философа Владимира Сергеева Соловьева мы читаем: «Внешний образ раба, в котором находится наш народ, жалкое положение России в экономическом и других отношениях не только не может служить возражением против ее призвания, но скорее подтверждает его. Ибо та высшая сила, которую русский народ должен провести в человечество, есть сила не от мира сего, и внешнее богатство и порядок относительно ее не имеют никакого значения».

У Николая Бердяева тоже есть свое видение «Русской Идеи»: «Гуманистическая культура принадлежит к промежуточному историческому процессу… Но русский народ – это народ конца».

Чаадаев, Соловьев, Бердяев – вот авторы, которые в силу своей глубокой христианской веры ненавидят всякий национализм и всякий провинциализм. Вот настоящие патриоты: они любят свою родину в истине, не испытывая потребности отрицать реальность своей истории, столь часто трагичную. У Чаадаева есть незабываемые слова: «Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное – это любовь к истине… Не через родину, а через истину ведет путь на небо… Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее».

Чаадаев, Соловьев, Бердяев – вот мыслители, сильно повлиявшие на мое мировоззрение.

 Папа Иоанн Павел II был первым славянским папой. Он много писал о России, но никак не смог посетить эту страну.  Как Вы к нему относитесь?

 А. Д-Х. : Иоанн Павел II любил Россию. Он читал Чаадаева, Соловьева, Бердяева.

Он, столь преданный Царице Небесной, осуществлял 25 марта 1984 года посвящение мира Ее Пренепорочному Сердцу в общении со всеми католическими епископами планеты. Это посвящение касалось прежде всего России.

Он, первый славянский Папа в истории Церкви, в 1985 году написал энциклику в честь святых Кирилла и Мефодия, апостолов славян и отцов восточнославянской культуры. Уже в 1980 году, в самом начале своего понтификата, он провозгласил солунских братьев покровителями Европы. У этого Папы более справедливое, более универсальное понимание Европы, чем у его предшественников.

Он, великий пророк XX века, в 1988 году опубликовал поразительное Апостольское послание по случаю тысячелетия Крещения Руси. Читая это послание, мы чувствуем с первых его страниц, насколько польский Папа любит и понимает Россию.

«Русская доктрина» Войтылы сводится к трем пунктам:

1. Величие России, ее особый вклад в духовное благо человечества связаны с культурной и религиозной византийско-славянской традицией, основания которой были положены Кириллом и Мефодием в IX веке. Латинизировать Россию – все равно, что сделать ее бесплодной, умерщвлять Вселенскую Церковь провинциализмом и препятствовать осуществлению великого христианского единства.

2. Две ипостаси единой христианской традиции, Западная и Восточная, – это два культурных проявления, дополняющих друг друга. Запад и Восток – это два легких одного организма. Западная культура более логическая и рациональная, восточная же более интуитивная и мистическая. «Мир искони делился на две части – Восток и Запад, – утверждает Петр Чаадаев, которого Иоанн Павел II изучил досконально. – Это не только географическое деление, но также и порядок вещей, обусловленный самой природой разумного существа: это – два принципа, соответствующие двум динамическим силам природы, две идеи, обнимающие весь жизненный строй человеческого рода. Сосредоточиваясь, углубляясь, замыкаясь в самом себе, созидался человеческий ум на Востоке; раскидываясь вовне, излучаясь во все стороны, борясь со всеми препятствиями, развивается он на Западе».

Западная культура более мужская, восточная же – более женская. Эта естественная взаимодополняемость должна порождать не вражду, а любовь. Культурный и религиозный национализм – это гомосексуализм в сфере духа. Национализм – явление противное и бесплодное.

Патриотизм (благородное утверждение национальной самобытности) и национализм (эгоистическая обособленность) – это совсем разные вещи: «Раз мы признаем существенное и реальное единство человеческого рода, – пишет Владимир Соловьев, – а признать его приходится, ибо это есть религиозная истина, оправданная рациональной философией и подтвержденная точной наукой, – раз мы признаем это субстанциональное единство, мы должны рассматривать человечество в его целом, как великое собирательное существо или социальный организм, живые члены которого представляют различные нации. С этой точки зрения очевидно, что ни один народ не может жить в себе, через себя и для себя, но жизнь каждого народа представляет лишь определенное участие в общей жизни человечества. Органическая функция, которая возложена на ту или другую нацию в этой вселенской жизни, – вот ее истинная национальная идея, предвечно установленная в плане Бога».

3. Разделение Католической и Православной Церквей – большой грех. Но Бог попустил его ради высшего блага, а именно: позволить Церкви Христовой открыть и сохранить неисчерпаемое богатство Боговоплощения и Искупления. «Можно сказать, – пишет Иоанн Павел II, – что в человеческом познании и деятельности есть некая диалектика. Не учел ли ее Святой Дух в Своем Божественном “снисхождении”? Род человеческий должен достигнуть единства через множественность; он учится быть единой Церковью, сохраняя все разнообразие форм мышления и деятельности, культур и цивилизаций. Разве такая точка зрения не соответствует, в известной степени, Премудрости Божией, благу Его и Промыслу? И все-таки… должно прийти время, когда проявится объединяющая нас любовь».

Владимир Соловьев первым поставил вопрос о единстве христиан в таких терминах. Главное философское понятие Соловьева – «всеединство», оно означает максимальное единство в максимальной множественности. «Частное бытие, – пишет Соловьев, – идеально или достойно, лишь поскольку оно не отрицает общего и дает ему место в себе, и точно так же общее идеально и достойно в той мере, в какой оно дает в себе место частному».  Для Соловьева единство, не уважающее множественности, и множественность, отрицающая единство, – отвлеченность и ложь.

Церковь XIX века не была готова принять идеи Соловьева. Русский философ писал для мужчин и женщин XXI века, для тех, кто должен был пережить великие потрясения XX века, неминуемость которых он предчувствовал.

Польский Папа – культурный и религиозный наследник русского философа. В 2000 году, по случаю столетия со дня смерти Соловьева, он утверждал: «Вспоминая Владимира Соловьева, этого чрезвычайно глубокого человека, так верно воспринимавшего всю трагичность разделения христиан и срочную потребность в единстве, я всех призываю к молитве, чтобы христиане Востока и Запада как можно скорее вновь обрели полное общение».

Мышление Войтылы не линейное, а цикличное. С Иоанном Павлом II мы всегда возвращаемся к исходной точке. Эта творческая ностальгия – сила Востока. Восток – орел, его движение – движение по восходящей спирали. Запад – лев, его движение – движение стрелы. Орел и лев – два символа величия, два аспекта его.

Вы посвятили Парижу главу Вашей книги. Вы любите Францию, но смотрите на нее с горечью. Почему?

 А. Д-Х. : В Париже я вырос и был воспитан. В Париже я открыл свое призвание. Без Парижа меня нет. Я восхищаюсь Францией.

Во Франции разбиваются цепи рутинного мышления и ломаются стены пустых традиций. «Почему Франция все еще продолжает стоять на первом плане в Европе? – спрашивал себя Достоевский более ста лет назад. – Бесспорно потому, что страна эта – есть страна всегдашнего первого шага, первой пробы и первого почина идей». Подумаем о гениальной идее европейской интеграции, не в нынешнем ее проявлении – извращенной, униженной, лишенной своего первоначального содержания, – но в том виде, в каком ее задумали Жан Монне и Робер Шуман. Это была глубоко нравственная идея, несущая в себе высокое, благородное понимание человеческой личности.

Я люблю Париж. Но эта любовь полна горечи. Когда я думаю о французской столице, я вижу не впечатляющую Эйфелеву башню, не романтичный Латинский квартал, не широкие Елисейские поля. Я вижу… Вольтера и Руссо. Они занимают первые места в величественном мавзолее, именуемом Пантеоном, ибо в недрах его похоронены те, кого французское государство уже триста лет признает своими «богами». Да, ее бог – Вольтер, это нравственное чудовище с дьявольской ухмылкой, отец сектантского и фанатичного секуляризма; ее бог – Руссо, этот крайне непоследовательный сентименталист, отец натурализма, сформировавшего тип человека, которому чужды понятия личного роста и нравственного совершенствования, человека, возлагающего свои надежды исключительно на политику и социальный прогресс. Над входом в мавзолей читаешь: «Великим мужчинам благодарная Отчизна». Читаешь и плачешь – настолько ложь эта безвкусна: храм, посвященный одной из величайших французских женщин – той, которая спасла Париж от монгольского опустошения, – был превращен революционерами в мавзолей в благодарность «великим мужчинам», которые оказались на самом деле большими врагами человечества.

Я часто размышлял над словами Николая Бердяева: «Париж – мировой город, мировой город новой Европы и всего нового европейского человечества… Мы знаем обаяние, единственную магию, присущую этому городу, единственную красоту сочетания в нем самого старого с самым новым… Мещанство – другой лик Парижа, лик устрашающий и отталкивающий. (…) Мещанство есть обратная сторона необузданной жажды наслаждений… Свободная игра человеческих сил, свободная от всякой святыни, привела к закрепощенному царству мещанства… Мещанство – метафизическая, а не социальная категория. И социализм проникнут духом мещанства. Природа мещанства атеистическая, безрелигиозная… Через великие испытания и потрясения вновь пробудится героическое у французов… Неизбежен конец мещанского атеизма и буржуазной вражды к религии. И Париж возродится к новой жизни… Спасение Франции – одна из великих, мировых задач России» .

Вы говорите, что Бог, Франция, Россия – контекст Ваших самых сокровенных мыслей. По-Вашему, чем связывает Франция с Россией?

 А. Д-Х. :  В Фатимском послании есть Россия. Но есть и Франция.

В 1931 году в Рианхо, в Испании, Христос жалуется Люсии, что посвящение России Пренепорочному Сердцу Марии, испрошенное в 1929 году, еще не произошло: «Они не захотели услышать Мою просьбу. Как и король Франции, они в этом раскаются».

В 1689 году через святую Маргариту-Марию Христос попросил короля Людовика XIV посвятить Францию Его Святейшему Сердцу. Ослепленный своими страстями и опьяненный тщеславием, Король-Солнце скончался, так и не ответив на небесную просьбу.

Ровно через 100 лет, в 1789 году, разражается Французская революция. В 1792 году разворачивается гонение на Церковь. В 1793 году Людовик XVI обезглавлен на городской площади.

Франция должна быть посвящена Сердцу Иисуса, а Россия – Сердцу Марии. Это Божий замысел. Франция и Россия – предметы особой любви Божией, и их судьбы неразлучно связаны между собой, как и неразлучны между собой Святейшее Сердце Иисуса и Пренепорочное Сердце Марии.

Бог, Франция, Россия – вот контекст моих самых сокровенных мыслей. Вот что давно уже занимает мое сердце.

Вы сейчас живете в Москве. Как Вы смотрите на современную Россию?

 А. Д-Х. : Коммунизм, как и вообще всякая идеология, приводит к антропологической катастрофе. Идеология закаляет волю, но разрушает разум и истощает сердце. Она закаляет волю, потому что напряженно устремлена к цели. Она разрушает разум, потому что примитивно отрицает природу вещей. Она истощает сердце, потому что питает его фальшивой надеждой.

После 70 лет коммунизма пришлось восстанавливать разум и сердце. Рыночная экономика оживляет разум, поскольку она стремится удовлетворить реальные материальные потребности людей. Но рыночная экономика сама по себе делает людей более разумными лишь в том, что касается рынка. Нужно дополнить «материальный разум» мудростью, т. е. способностью понимать человеческую душу и удовлетворять ее самые глубокие потребности. К сожалению, на место теоретического материализма (марксизма) пришел материализм практический (избыточное потребление), парализующий волю: он разжигает самые низкие страсти и эмоции, и препятствует практике самообладания и мужества. Более того, он снова порабощает сердце: потребление становится целью и смыслом жизни. Прошло 20 лет, и вот – русское сердце, истощенное идеологией и порабощенное материей, все еще живо. Оно громко вопиет о своих утраченных правах.

Нравственное лидерство – ответ на этот отчаянный крик души. Лидерство – не техника, а способ бытия. Прежде чем решать вопрос «что делать», надо решить вопрос «кем быть». «Кем быть» – вопрос нравственный, на который пыталась отвечать вся великая русская литература XIX века. На этот вопрос и пытается отвечать нравственное лидерство.

Вы желаете что-то добавить для наших читателей?

Сила России – сила ее мучеников. Нельзя сомневаться в христианском будущем России. Нужно время, да и нужно работать.