новой модели российского общества. Я полагаю, что ряд изменений и
признаков позволяет представить основные линии этой реконструкции.
В 1990-х годах выход из советской системы привел к либеральному хаосу,
который сопровождался всплеском местной идентичности, проявившим
опасность сепаратизма в самом сердце Федерации, лишенной государства и,
следовательно, необходимости в вышестоящем органе для управления
националистическими течениями. Этот риск поощряемого извне сепаратизма
проявился, в частности, на Кавказе, где он привел к войнам, с которыми
российское государство покончило без ведения переговоров.
Реконструкция Государства в 2000-е годы сопровождалась полной
перезагрузкой недавнего исторического багажа новой России, утверждением
роли государства, заменившего религию или религии в сердце системы, для
придания обществу нравственного характера. Российская формула до
последнего времени казалась вполне понятной: восстановление страны и
улучшение качества жизни, достаточного для сохранения власти партии
большинства, которая восстановила государство и обеспечила стабильность в
России.
В 2011 году протестное движение, хоть и представлявшее
ультра-меньшинство (100.000 человек на 143 миллиона населения, то есть
меньше 0,07% жителей), обозначило не только появление антипутинских
настроений, но и глубокий социологический разрыв между, с одной стороны,
представителями городского прозападного класса и, с другой стороны,
жителями глубинной России, переживающими важную идентификационную
трансформацию.
Наталья Зубаревич объясняет этот социологический дисбаланс сосуществованием
четырех разных Россий:
первая ― это Россия больших городов (до 30% населения Федерации, если
принимать во внимание города-миллионники и города с более чем 500.000
жителей), вторая ― Россия небольших и промышленных городов (около 20%
населения), третья ― Россия сел, деревень и малых городов (почти 40%
населения) и, наконец, четвертая, Россия этнических республик Кавказа и
юга Сибири, не включающая промышленные города (около 10% населения).
Аналитик Жан-Робер Равио
описывает ситуацию, выделяя три России. Прежде всего, самую известную ―
благодаря СМИ ― Россию, имеющую прозападные взгляды, Россию
«москвобуржуа». Затем провинциальную и периферийную Россию, очень
консервативную, и, наконец, нерусскую периферию России, контролируемую
этнократиями, союзниками Кремля.Нетрудно понять, что столь разрозненное население, как в
социологическом, так и в экономическом или культурном плане, жило
«спокойно» при советской власти, но что европейская модель не может быть
ему навязана, ни в плане политическом (передача суверенитета
государства), идентификационном (модель национального государства ей не
подходит, поскольку Россия включает в себя нации и республики) или же
нравственном (можно ли представить себе гей-парады на российском
мусульманском Кавказе?) и религиозном планах, поскольку этнические
русские приравнивают православие к своей национальной идентичности.
Поэтому новая российская модель должна, для поддержания равновесия и
гармонии в Российской Федерации, уйти от либерально-демократической,
светской, либертарианской модели ЕС и эволюционировать к модели
религиозной и традиционной, с сильным государством, которое необходимо
для утверждения своей власти перед лицом территориальной и национальной
косности, возникающие как из-за размера страны, так и из-за разнообразия
проживающего в ней населения. Это объясняет, почему в последние месяцы в
России наблюдается возрождение влияния
«патриотическо-государственнических» идей в ущерб идеям
«либерально-государственническим», и этот процесс несомненно должен
усилиться.
Недавно было создано патриотическое государственное агентство,
подчиненное Кремлю. Оно предназначено для «укрепления нравственных и
духовных основ сегодняшней России» путем «пропаганды» патриотизма как
основы российского общества. Начали появляться
признаки,
которые подтверждают эту тенденцию. Например, создание в Волгограде
исторической комиссии по вопросам патриотического и идеологического
воспитания, создание нового праздника в Сибири для празднования победы
над смутным временем или же предложение министерства образования
Ростова-на-Дону вернуться к императорским костюмам для некоторых
церемоний.По словам
аналитика Александра Рара, на последнем заседании Валдайского клуба
Владимир Путин, используя очень консервативную риторику, показал, «что
готовит Россию к чему-то другому», и подчеркнул тот факт, что она не
принадлежит к Западу, как это до недавнего времени более или менее
допускалось. Эта патриотическая и евразийская риторика не является
монополией Владимира Путина и партии «Единая Россия». Основная
оппозиционная партия в России, коммунистическая, в этом году также
полностью переориентировала свою политическую линию. Это изменение
произошло в два этапа. Сначала в ходе президентской кампании с помощью
более националистического и, особенно, религиозного дискурса,
по поводу чего выразили свое сожаление некоторые из руководителей
компартии, которые, однако, не собираются отмежеваться от своего
электората, становящегося все более чувствительным к этим вопросам.
Далее, Геннадий Зюганов, лидер коммунистической партии, недавно
подтвердил евразийское измерение России и высказался за союз с Китаем для противостояния гегемонии Запада, находящегося под американским доминированием.Патриотизм, Евразийство, Государство и Религия, не являются ли они
четырьмя новыми опорами России сегодняшней и, в особенности, завтрашней?
