Недавно один друг поделился со мной своим разочарованием в связи с тем, чем новый президент Франсуа Олланд отправил в отставку Николь Брик. Это, сказал он мне, означает уступку давлению со стороны экономического и энергетического лобби.Этот друг пришел к выводу, что у французского политического мира в
конечном счете не осталось способов противостоять влиянию экономического
лобби.
Наш разговор произошел несколько недель назад, а недавно интереснейшая дискуссия, состоявшаяся в ходе телевизионной передачи

Фредерика Таддеи «Ce soir ou jamais»  напомнила мне этот разговор в небольшом кафе рядом с Трубной площадью.

Среди приглашенных на передачу была убежденная голлистка Мари-Франс  Гаро. Она изложила краткую историю французской послевоенной политики. Ее
объяснение, вероятно, могло удивить молодое поколение. По ее мнению,  сегодняшние представления о правых и левых возникли не так давно. Раньше
с одной стороны была партия президента (объединение всех французов, которые доверяли генералу де Голлю), а с другой стороны некоторое число
ностальгирующих по небольшим партиям 4-й Республики. Позже политическая сцена разделилась между сторонниками и противниками марксистской экономики, особенно при Помпиду, а затем при Жискаре д’Эстене. Голлистский патриотизм исчезал по мере создания Европейского Союза. В 1981 году, с избранием Франсуа Миттерана, возникла идея объединения левых марксистов и пост-марксистов, тогда как коммунистическая партия на конгрессе 1972 года отвергла советское наследие и резко сократилась электорально. Появление левого блока способствовало укреплению блока правых, объединившихся вокруг
«Объединения в поддержку республики»

Rassemblement pour la République, RPR), которое в 2002 году стало «Союзом за президентское большинство», затем «Союзом за народное движение» (Union pour un mouvement populaire, UMP).Возникшая двухпартийность поначалу будет основана на почти уникальном упрощении: левая ― рабочая и народная, правая ― буржуазная и консервативная. Однако с 1999 года очевидное отступление от наследия Шарля де Голля, происходящее через уничтожение   французского суверенитета и интеграцию в Европу, приводит к первым сложностям. Возникает новая линия разлома, и она дробит как правый лагерь, так и левый. В каждом из   двух блоков есть преобладающее европеистское течение и находящееся вменьшинстве течение сторонников суверенитета, которые сосуществуют хаотично.

Сторонники суверенитета, как правые, так и левые, высказываются в основном одинаково: удобная институциональная двухпартийность, допускающая совершенно искусственную смену (лидеры основных правых и левых партий согласны почти во всем), установилась, когда усилилась передача суверенитета французского государства в направлении инстанций сообщества, будь то в плане политики, экономики, финансов или же пограничного контроля. Все это привело к тому, что сегодняшняя Франция не может считаться нацией, поскольку она полностью лишена суверенитета, в то время как суверенитет является важнейшим атрибутом государства. Можно ли представить суверенную нацию без суверенного государства?

Франция де Голля в совершенстве отражала идеальную и реализуемую алхимию между сохранением национального суверенитета и созданием сильной Европы: Европы наций и государств. Генерал желал видеть Европу, состоящую из наций, сплотившихся вокруг франко-германской пары, развернутую к России, а не к англо-американским партнерам. Идея де Голля была проста: Европа не должна иметь наднационального органа, она должна базироваться на сотрудничестве и полном суверенитете государств, чтоявляется полной противоположностью продолжающемуся в Европейском союзе процессу федерализации.

В Европе большинство суверенных прав государств находятся на пути полного исчезновения. Какие именно? Право контролировать свои границы, чеканить монету, творить суд и решать, следует ли вести войну. К несчастью для европейских народов, их политические элиты оказались добровольно втянутыми в политическую систему, в которой они больше не  имеют контроля над своими бюджетами. Можно было бы долго говорить, как и почему это произошло. Де Голль резюмировал ситуацию, когда в конце его карьеры уже обрисовалась бессильная двухпартийность. Он говорил: «Трагедия Франции в том, что левые больше не народны, а правые больше не национальны».

В то время как европейская интеграция происходит путем растворения суверенитета государств, России с начала этого века следует другим путем. В зарубежных средствах массовой информации много говорилось о «силовых русских методах», о несоблюдении прав человека, а также жестокости, с которой государство воевало в Чечне. Но мало говорилось о том, что эта война была внутренним региональным конфликтом по восстановлению федерального суверенитета и для подавления риска сепаратизма. Сепаратизма, который сегодня угрожает и ряду европейских государств. Также слишком мало говорится об экономической политике России с ее отказом от внешнего долга, но нет сомнений, что будущие поколения в России будут благодарить сегодняшних политиков, по крайней
мере, за это.

 Что же касается бизнесменов, находящихся в заключении за хищения (некоторые известные олигархи), их судьба является иллюстрацией четкого сигнала: в сегодняшней России, несмотря на все возможные недостатки, политика главенствует над экономикой, а не наоборот.  Урок Пикалево 2009 мог бы послужить примером этого. Масштабные планы реструктуризации армии или же факт того, что две крупнейшие энергетические компании мира будут национализированы, отражают желание российского государства оставаться полностью суверенным как по отношению к российским капиталистам, так и международным компаниям.Что же касается «многопартийности по-русски», выражающаяся в правленииединой политической структуры, в которой существуют многочисленныетечения, но которую можно было бы назвать партией большинства, то ее можно сравнить с голлистской партией во Франции, в момент основания 5-й республики.

Сравнение не новое, поскольку мечтатель Эммануэль Тодд в 2002 году предсказал перспективу российского голлизма в своей книге  «Après l’empire»
(После империи): «Во время дискуссии о глобализации и всеобщей взаимозависимости, Россия, согласно благоприятному сценарию, могла бы стать, являясь огромной демократией, уравнявшей свои внешние счеты и обладающей энергетической независимостью, в мире, где доминируют США, воплощением голлистской мечты».